Свежие новости ТВ

 Главная Журнал ЛичностиДостоевский от Сенной до Владимирской За время жизни в северной столице Достоевский сменил два десятка адресов. Однако главными достоевскими кварталами считаются два: район «Преступления и наказания» между Сенной площадью и каналом Грибоедова и квартал вокруг музея-квартиры у Владимирской площади. Достоевский для Петербурга — не просто культовый писатель, но один из гениев места, и нельзя сказать, что гений добрый. Автор «Идиота» и «Игрока» описал город без всякой любви, но с головокружительной точностью, и в итоге волей-неволей эстетизировал многие его язвы. У «архискверного» ФМ нет ни единой строчки о красоте этих улиц. Петра творенье он честно и искренне ненавидел — как любить город, где счастливая жизнь невозможна, и все кончается преступлением либо безумием? Однако после его романов эти черные лестницы, дворы-колодцы, тупики, давящие утесы домов, каменные русла каналов, бедные люди, униженные и оскорбленные, переполненные странными идеями, приобрели парадоксальную притягательную силу. Живучесть образов и идей, сила их отрицательного обаяния особенно очевидна сегодня, когда городское пространство, в общем, смягчилось и повернулось лицом к человеку, особенно если человек — турист. Несмотря на все милые заведения типа кафе «Идиот», мини-отеля «Братья Карамазовы» и ресторана Dostoevsky, несмотря на памятники и отчищенные важные точки пространства, стоит зайти за угол, свернуть под арку во двор, посмотреть вверх на лестнице, встретиться взглядом со случайным прохожим во дворе — и хорошо, если в голову полезут идеи князя Мышкина, а не Родиона Раскольникова. Вокруг «Преступления и наказания» За все время жизни в столице Достоевский сменил два десятка адресов, от Инженерного замка до Кузнечного переулка. Однако «главными» достоевскими кварталами считаются два: район «Преступления и наказания» между Сенной площадью и каналом Грибоедова и квартал вокруг мемориального музея-квартиры у Владимирской площади. В промежутках окажутся отдельные адреса «Идиота», «Униженных и оскорбленных» и прочих петербургских сюжетов, которые иногда локализуются — например, на пересечении Фонтанки с комнатушками «бедных людей» в доходных домах и Гороховой с особняком Рогожина. Но они не соединяются в такое единое плотное пространство, как дома героев и самого автора у Сенной. С нее и начнем. Площадь, на которой еще при Анне Иоанновне начали торговать сеном, соломой и дровами, в XIX веке стала «чревом Петербурга» — не только потому, что горожане закупали здесь съестные припасы. Вокруг Сенной концентрировалось множество торговых заведений, кабаков, публичных домов, доходных домов, где сдавали не только комнаты, но и «углы». Еще на Сенной, если кто забыл, «били женщину кнутом» — это историческое место исполнения телесных наказаний. Обитатели окрестных улиц, естественно, были далеки от благополучия. Картина и характеристика Сенной даны Достоевским на первой же странице романа, как условия задачи: «На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь, столь известная каждому петербуржцу, не имеющему возможности нанять дачу. … Нестерпимая же вонь из распивочных, которых в этой части города особенное множество, и пьяные, поминутно попадавшиеся, несмотря на буднее время, довершили отвратительный и грустный колорит картины. … квартал был таков, что костюмом здесь было трудно кого-нибудь удивить. Близость Сенной, обилие известных заведений и, по преимуществу, цеховое и ремесленное население, скученное в этих серединных петербургских улицах и переулках, пестрили иногда общую панораму такими субъектами, что странно было бы и удивляться при встрече с иною фигурой». Сегодня от внешнего исторического облика площади почти ничего не осталось. Этот облик постепенно сложился к XIX веку: сначала торговля на Сенной шла с возов, вразнос и прямо на земле, а в 1883–85 годах по проекту архитектора И.С.Китнера были построены крытые павильоны для рынка. С 1761 года на площади стояла церковь Успения Богородицы, носившая в народе название Спас-на-Сенной. Церковь снесли в 1961-м, во время строительства метро (суеверные люди припомнили это после трагического случая с обрушением козырька станции в конце 1990-х), да и вся архитектура площади — в советские годы она стала площадью Мира — изменилась кардинально. Но одно важное для нашей темы здание сохранилось. В северо-восточном углу Сенной стоит небольшой павильон в стиле классицизм (Садовая ул., 37 / Спасский пер., 13), построенный в 1818-1820 годах по проекту архитектора В.Беретти. Это бывшая гауптвахта, где располагался караул, следивший за порядком на рынке, и камеры для арестантов. В одной из них в марте 1874-го года за нарушение цензурного устава содержался редактор журнала «Гражданин» Федор Достоевский. Прежде чем расселить здесь своих героев, Достоевский обжил квартал сам — близ Сенной у него целых пять адресов. Во-первых, это три дома на Казначейской улице, прежде носившей название Малая Мещанская. С сентября 1861 по август 1863 года Федор Михайлович жил в доме Астафьевой (Казначейская ул., 1). Там же жил его брат Михаил, в квартире которого располагалась редакция журналов «Время» и «Эпоха», издававшихся Достоевским. В апреле 1864 года писатель поселился в доме Еврейнова (Казначейская ул., 9), а с августа 1864 по январь 1867 года — в доме Олонкина (Казначейская ул., 7). Именно в доме Олонкина Достоевский завершает «Преступление и наказание», основное действие которого разворачивается тут же. Названия улиц и переулков в тексте романа обозначены одной буквой, но все это вполне реальные места. Откроем самое начало: «В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один молодой человек вышел из своей каморки, которую нанимал от жильцов в С — м переулке, на улицу и медленно, как бы в нерешимости, отправился к К — ну мосту». Мост — Кокушкин через канал Грибоедова («канаву»), а переулок — Столярный. Именно здесь, в доме № 5, Достоевский поселил Родиона Раскольникова. Сегодня об этом напоминает мемориальная доска на углу дома. Петербург. «Дом Раскольникова» (Столярный пер., 5) Фото: Евгений Птушка / Strana.ru Точнее, это одна из версий (как и все остальные адреса), условно признанная наиболее убедительной. Надо сказать, что фанаты и исследователи Достоевского давно исходили этот квартал с книжкой в руке, буквально считая шаги для проверки. Чуть дальше в первой главе «Преступления…» говорится, что сам Раскольников однажды, «размечтавшись», в точности сосчитал, что от ворот его дома до дома старухи-процентщицы ровно 730 шагов. Насчет этого дома тоже есть немало сомнений, но наиболее популярная версия такова: Алена Ивановна жила между набережной канала Грибоедова, улицей Римского-Корсакова и Средней Подьяческой улицей. Вот каким видит это место будущий убийца: «С замиранием сердца и нервною дрожью подошел он к преогромнейшему дому, выходившему одною стеной на канаву, а другою в — ю улицу. Этот дом стоял весь в мелких квартирах и заселен был всякими промышленниками — портными, слесарями, кухарками, разными немцами, девицами, живущими от себя, мелким чиновничеством и проч. Входящие и выходящие так и шмыгали под обоими воротами и на обоих дворах дома». Соня Мармеладова тоже жила недалеко — на набережной канала Грибоедова, 73. Эти дома и сегодня производят неуютное, зловещее впечатление, но ритм жизни «канавы» принципиально изменился. Во времена Достоевского это был квартал суетливый и многолюдный, так что герои практически никогда не оставались одни. Теперь же эти места извне кажутся тихими, затаившимися, хотя жуть и неблагополучие не выветрились, несмотря на частичное обновление выходящих на канал фасадов. Осталось вполне достоевское соседство богатства и нищеты, буржуазных апартаментов и трущобных коммуналок с соответствующими нравами. Интересно, кстати, что советское название «канал Грибоедова» прижилось абсолютно — никто не стремится вернуть гордое имя Екатерины Великой бывшей речке Кривуше. Возможно, потому, что «канавой» горожане называли ее чаще. Петербург. Дом старухи-процентщицы (канал Грибоедова, 104) Фото: Евгений Птушка / Strana.ru Некоторые адреса на набережной канала Грибоедова связаны и с Раскольниковым, и с самим Достоевским. Например, дом 67. На его четвертом этаже находилась полицейская контора, куда и Федора Михайловича, и Родиона Романовича вызывали из-за долгов: автор просрочил уплату по векселям, а герой задолжал квартирной хозяйке. Южнее Сенной канал Грибоедова пересекает Вознесенский проспект, и многие события «Преступления и наказания» происходят уже там. С Вознесенского моста на глазах у Раскольникова прыгает в воду женщина-самоубийца. На перекрестке Вознесенского проспекта и проспекта Римского-Корсакова (Екатерингофского) попадает под лошадь Мармеладов. Но все-таки центр и узел этого мира — Сенная. Удивительно, но атмосфера этого места не изменилась даже после того, как ее десятилетиями сглаживали и переделывали, превращая низовую рыночную площадь в площадь Мира. От утопической советской попытки исправить неисправимое остался страннейший монумент — подаренная французами Башня Мира, совершенно бессмысленная посреди вернувшегося разгула торговли, в конце концов покрывшаяся трещинами и демонтированная. На Сенной теперь стоят затейливые псевдорусские павильоны, нелепые капитальные лавочки, на одной стороне доминирует громада торгового центра (и он не единственный), на всех углах и по центру работают заведения общепита на любой достаток, под землей выстроены целых три станции метро… Глядя на человеческий водоворот, в котором смешиваются модные девушки с покупками, сумасшедшие куплетисты и таджикские торговцы с тележками (рынок тоже никто не отменял), неожиданно легко вообразить здесь ключевую сцену «Преступления и наказания», когда Раскольников встает на колени, целует землю — а народ без всякого удивления отмечает: «Ишь нахлестался!»Вокруг музея и памятника Поскольку в СССР Достоевский долго пребывал на полулегальном положении — вроде и «Великий Писатель Земли Русской», но ведь и реакционный мракобес, — памятник ему поставили только в 1997 году. Проект скульптора Любови Холиной ждал осуществления три десятилетия, и на каком-то этапе его предполагали установить как раз у канала Грибоедова. Нынешнее место представляется более чем удачным: этот глядящий мимо потока людей бронзовый человек, как будто сглаженный (у статуи нет ни одного острого угла) и сливающийся с городскими тенями, завершил до нелепости яркий ансамбль Владимирской площади и окрестностей. В окрестностях, то есть в Кузнечном переулке, в двух минутах ходьбы, находится главная и последняя петербургская квартира ФМ, ныне мемориальный музей. По воспоминаниям, памятник стоит примерно там, где Достоевский любил сиживать на лавочке около церкви. Лавочки стоят там и сегодня, но отдыхают на них скорее его персонажи. За спиной бронзового Достоевского начинается полупешеходная Большая Московская улица. Ее собирались сделать пешеходной — и вроде бы все данные для очередного «арбата» у нее есть. Но не сложилось, и теперь по одной стороне едут машины, а на другой гуляют и сидят люди, причем не туристы, а узнаваемые окрестные жители яркой наружности, в основном с напитками в руках. Стеклотару они аккуратно оставляют на тротуаре, уважая братьев до духу, которые тут же приходят ее собирать. Чуть в глубине улицы устроен фонтан, который смело можно назвать самым диким фонтаном города и, возможно, страны: десяток раздельных пенных струй высотой от десятка сантиметров до полуметра тихо извергаются из выложенного плитками прямоугольника. Фотографировать бесполезно — на снимке почти ничего не видно, но фонтан неизменно привлекает туристов, позирующих в неожиданных позах на кривом мостике. Местные же суровые мужчины в фонтане периодически умываются. Формально квартал вокруг Владимирской площади изменился едва ли не больше Сенной. Таким же, как при Достоевском, да и то с оговорками, остался лишь Владимирский собор, прихожанином которого писатель был (в соборе ежегодно служат по нему панихиду). Площадь, на которой собор стоит, перестроена до неузнаваемости и может считаться примером новой эклектики, переходящей в безумие. Над скромным «домом Дельвига» выросло здание бизнес-центра, по праву заслужившее титул самого уродливого нового строения северной столицы. За ним прячется станция метро с семейным названием «Достоевская» — кажется, что в честь Анны Григорьевны, учитывая романтический декор подземного вестибюля с лавочками и решетками. Напротив собора красуется пряничный дворец Владимирского пассажа — редкий пример откровенного новодела, не испортившего, но как-то развеселившего пространство. Особенно приятно он выглядит зимой, в снег, когда стены подсвечены разноцветными огнями. Из окон кондитерской на первом этаже пассажа и из арки входа открывается если не самый лучший, то самый уютный вид на собор. Рядом — отель, конечно же, Dostoevsky (одноименный ресторан при нем), у дверей которого стоят компании респектабельных европейских пенсионеров — с интересом ожидают достоевщину. Контрастов добавляет и сад вокруг Владимирской церкви: ухоженный, всегда цветущий, почти райский, с подметенными дорожками и скамейками — при этом всегда пустынный и часто запертый, несмотря на табличку «Открыт с 10.00 до 16.00″. На углу Кузнечного переулка, по правую руку бронзового Достоевского — монументальный вход в метро «Владимирская». Перед входом всегда образуется настоящий Вавилон: спешащие пассажиры и люди, ожидающие назначенных встреч, туристы всех видов, раздавальщики рекламных листовок, торговцы бог знает чем с земли и с лотков, золотозубые женщины из бывших братских республик, очень бодрые бомжи, очень модная молодежь — и так до бесконечности. Да, все изменилось, но осовремененную версию «Преступления и наказания» можно снимать прямо здесь. В Кузнечном переулке стоит капитальное здание Кузнечного рынка с примечательными статуями по сторонам главного входа — рабочий и крестьянин, оба с голыми коленками (Достоевский их, конечно, не видел). Эти статуи всегда побуждали к шуткам: присутствие крестьянина возле рынка понятно без пояснений, а вот при чем тут рабочий и зачем у него молот — вопрос… Музей Достоевского находится в следующем здании, в самом начале улицы — конечно, Достоевского (Ямской), уходящей вглубь Ямской слободы. Интересно, что квартиру в этом доме ФМ снимал дважды: в самом начале пути, до каторги, когда писал «Двойника», и в самом конце жизни. Почему это место притянуло его, мы не знаем, но в итоге бывшая Ямская без усилий извне самоорганизовалась как символическое пространство: она начинается с почтенного литературного музея, продолжается знаменитыми банями, сомнительными ресторанами, двумя похоронными бюро и заканчивается тупиком Социалистической улицы. Люди в масках ФМД. Фото: Нина Волкова Единственное, чего тут не хватало, это официального карнавала. Теперь он есть — день Достоевского в первые выходные июля. На этот день Кузнечный переулок гримируют под условный XIX век, но в сюрреалистическом ключе: декорируют не только старыми вывесками, но и цитатами из бредовых мыслей Раскольникова («Тварь ли я дрожащая или право имею?»), который сам дефилирует с топором по мостовой в компании других персонажей и бодрого автора, воплощенных силами актеров, а зрителям вместе с тематическими футболками предлагают маски Достоевского. Это подводит итог парада — перед музеем фотографируются группы граждан, в том числе женского пола, в бородатых скорбных масках ФМД. Помимо умышленного карнавала, самые выразительные живые сцены происходят у Достоевского на излете августа, когда стоят последние теплые вечера, и люди догуливают лето. В это время вместо обычных самодеятельных музыкантов появляются экзотические артисты — например, танцующие с огнем под тамтамы. Зрители стоят широким полукругом, смотрят и снимают, машины притормаживают, на фоне неба четко вырисовывается силуэт собора, уличные огни разгоняют мрак, а понурая фигура писателя, наоборот, сливается с ним и выглядит притаившимся стихийным духом этих улиц, которому все пляшущие огни и посвящены. Нина Волкова 07.07.2013 Рассказать о статье Tweet Нравится Серф Связанные местав путеводителе Санкт-Петербург Северо-Запад Литературно-мемориальный музей Ф.М.Достоевского Санкт-Петербург Сенная площадь Санкт-Петербург Кокушкин мост Санкт-Петербург Владимирский собор Санкт-Петербург

Ссылка на источник